В ОКОНЧАНИЕ НОМЕРА

Реформа здравоохранения: эксплуатация

Андрей Набоков

trigger.in.ua

В странах, где реформы проводятся не набегами, от случая к случаю, а постоянно (в современном мире реформа отрасли — есть нормальное состояние чиновничьего аппарата в любом министерстве), принято перед началом очередного этапа реформы описывать исходное состояние системы (А) и ее новое желательное состояние (Б). Собственно, процесс реформирования состоит в максимально эффективном переходе системы из состояния А в состояние Б с наименьшими потерями, рисками и без выхода из правового поля. Никакая, даже самая насущная реформа, не должна сопровождаться нарушением законов (буквы и духа), иначе такая реформа окажет разрушительное действие на ВЕСЬ государственный аппарат. Даже если нового состояния Б системе каким-то образом удастся достичь, после прекращения активных мероприятий по реформе система сама начнет откатываться назад в состояние А просто потому, что все остальное правовое поле страны не сможет ужиться с незаконным новым состоянием отрасли. Т. е. любые незаконные реформы бессмысленны по определению и являются простым выбрасыванием ресурсов на ветер, в том числе и самого ценного ресурса, который у нас есть, — времени.

При описании исходного и желаемого состояний системы очень интересным является характеристика степени эксплуатации работников реформируемой отрасли, усиливается она или уменьшается при реформе. Об этом параметре у нас никто не говорит, но он исключительно важен. Именно он покажет, каково именно будет сопротивление реформе, и в конечном итоге, во многом определит всю судьбу реформы. В странах, где у работников данной отрасли УЖЕ есть профсоюзы и самоуправление, такие данные собрать гораздо легче, так как отслеживание этого параметра — их рутинная работа. В нашей стране степень эксплуатации одной из крупнейших профессиональных групп (условно — “медики”, хотя в больницах работают не только медики) — тайна за семью печатями. Кто-нибудь может вспомнить экономические работы, посвященные замерам степени эксплуатации медработников? Разве работодатель заинтересован в таких измерениях, да еще и в условиях отсутствия конкуренции? По традиции, сначала обратимся к определению термина.
Эксплуатация — присвоение результатов труда другого человека без обмена или с предоставлением взамен товаров (услуг, денег), стоимость которых меньше, чем стоимость, созданная трудом этого человека за рабочее время.

Как видно из определения, понятие эксплуатации, в свою очередь, зависит от таких понятий, как:

Результат труда медработника/продукт — что это такое вообще? Очень нечеткое понятие, не правда ли? Это что-то такое, что медик выдает клиенту (пациенту, его родственникам, государству, другому медику) в качестве того, что клиент хотел и наличие чего можно юридически подтвердить. Вопрос подтверждения очень важен, ибо то, наличие чего нельзя подтвердить, оплачивать никто не захочет. Какой же продукт производит медработник? Это 1) профессиональные консультации, в том числе телефонные; 2) экспертные заключения; 3) осмотр пациента; 4) диагностические исследования; 5) принятие лечебного решения; 6) собственно лечебные мероприятия, включая оперативное лечение; 7) контроль примененного лечения; 8) реабилитация и уход за пациентом; 9) просветительская работа (лекции, семинары, публикации); 10) организационная работа; 11) обучение (коучинг) подчиненного персонала. На практике медработник занимается многими этими видами работ одновременно в течение дня и разделить и хронометрировать их очень трудно. Разделение этих медицинских продуктов действительно сложно, поэтому в СССР работу медикам оплачивали почасово (как и большинству других работников, продукт которых нельзя было измерить или взвесить). Несправедливости, возникающие при этом, государство пыталось компенсировать доплатами (за оперативную активность, за ночные часы, за категорию, за наставничество и др.). Но вопрос о том, действительно ли перечисленная активность является конечной ценностью, которую создает медик? — никогда не поднимался. Он и сейчас не поднимается. Наше государство периодически вещало с трибуны, что “здоровье людей — бесценно” и, видимо, делало вывод, что, раз оно бесценно, то за него платить не нужно и даже вредно. В самом деле, ни в одной стране мира экономисты пока еще не научились измерять количество здоровья, произведенного медработниками данной больницы, и уж тем более отдельными медиками.

Стоимость, созданная трудом медработника, — парадокс, но об этом ни в СССР, ни сейчас даже заводить разговор нельзя. Вас тут же обвинят в цинизме, крохоборстве, сребролюбии, антигуманности и попытках тянуть одеяло на себя. В конце будет обязательно обвинение в подготовке геноцида. Раз уж мы в предыдущем абзаце не смогли точно определить продукт, создаваемый медработником, то и его стоимость уже не определим. Попытки измерить количество здоровья в деньгах исторически выглядят странновато, мы никогда не умели измерять этот показатель непосредственно в данный момент, мы только косвенно можем о нем судить по увеличению продолжительности жизни данного человека или социальной группы в целом, прекрасно отдавая себе отчет от какого количества разных факторов, не имеющих никакого отношения к медицине, зависит этот показатель. Т. е. оценка только косвенная и только задним числом. В мире уже начался процесс накопления статистических данных, которые дают ответ на вопрос: “На сколько в среднем увеличится продолжительность жизни человека при применении данного метода лечения при данной форме заболевания у представителя данной половозрастной группы?”. При таком подходе уже можно будет получить соотношение: количество потраченных (инвестированных) денег / количество дополнительных лет жизни. Однако пока что это касается очень ограниченного списка патологий и довольно ненадежно. Т. е. приходится признать, что измерить стоимость продукта, создаваемого трудом медработника, мы в данный момент не можем. Мы можем только почасово учитывать его трудовые усилия при некоем минимально гарантированном качестве выполнения работ (тоже довольно условная вещь). Тарификация труда медработников в мире производится в огромном количестве комбинаций почасовой оплаты с поправками за сложность труда, количества пациентов, учета статистики его результатов, доплат за стаж и дополнительные обязанности. Тут мы плавно переходим к следующему фактору: Рабочее время медработника. Этот фактор легкоизмеряемый и очевидный. Для его оценки не нужны долгие философско-экономические выкладки, а достаточно лишь наручных часов, поэтому во всех странах история рабочего движения начиналась именно с битв за продолжительность рабочего дня. Профессия врача по природе своей не ограничена часовыми рамками, врачу невозможно перестать думать о своих пациентах, даже когда не на работе, даже когда в отпуске. Это смыкает ее с представителями других творческих профессией, когда основная работа происходит в голове и не связана с нахождением на рабочем месте. Такие профессии в мире принято называть “свободными” именно потому, что они не связаны с пребыванием на рабочем месте и не могут измеряться отработанными часами. Во всем мире представители таких профессий получают оплату в виде гонораров, т. е. за конкретную выполненную работу, и неважно, где происходила работа и сколько времени это заняло. Практически до конца 19 века работа врача во всем мире именно так и оплачивалась, за визит. К сожалению, сегодняшний врач не может быть оплачен таким образом — он ДОЛЖЕН почасово находиться на специально подготовленном рабочем месте и быть физически доступным для пациента. Однако наше государство УЖЕ НАЧАЛО готовиться к тому, чтобы отойти от почасовой оплаты труда врача… Уже слышны голоса чиновников, что врач-семейник ДОЛЖЕН быть доступен для пациента КРУГЛОСУТОЧНО, без выходных, а если куда-то выезжает — то он ДОЛЖЕН найти себе замену. Т. е. государство-работодатель открытым текстом ПЕРЕКЛАДЫВАЕТ на врача еще и кадровые вопросы и свои обязанности по организации работы врача первичного приема! Здесь мы в очередной раз сталкиваемся с тем, что государство говорит одно, а делает прямо противоположное.

Государство говорит, что врачей у нас много, более того, оно заявляет, что врачей у нас избыток! Правда, оно иногда проговаривается, что когда оно говорит “много”, то имеет в виду узких специалистов: гинекологов-акушеров, окулистов, хирургов узких специализаций и т. д. А врачей первичного звена как раз не хватает. Вы спросите: а почему я от рабочего времени перешел к числу врачей? А потому, что для пациента — это одно и то же! Количество времени приема, которое достается одному пациенту, есть функция от количества врачей на рынке, и ограничено оно продолжительностью рабочего дня. И так было всегда, даже в странах, не признающих рынок. И именно призывы госчиновников к врачам-семейникам в нарушение трудового законодательства стать КРУГЛОСУТОЧНЫМИ — есть признание государством того факта, что ситуация перекоса в количестве врачей уже становится катастрофической. Государство этим признает свое бессилие исправить ситуацию законными методами… Государство ОТКАЗЫВАЕТСЯ понимать, что данный перекос есть результат работы “черного” рынка, а рынок ВСЕГДА идет за спросом! Увеличивается число тех специалистов, на работу которых есть платежеспособный спрос! Наше государство мечтает, чтобы половина узких специалистов вдруг переквалифицировались в семейников и начали работать НИЖЕ уровня своей квалификации и в ущерб собственному экономическому интересу. Т. е. наше государство в области здравоохранения откровенно придерживается АНТИРЫНОЧНОГО советского подхода, несмотря на то что нынешнее Министерство здравоохранения битком набито менеджерами-рыночниками, и предпочитает заниматься откровенным экономическим выкручиванием рук работникам отрасли (т. е. именно тем, чем десятилетиями занимались их предшественники). Наши молодые медицинские реформаторы слишком молоды, чтобы помнить, как развалился СССР, который всю свою историю боролся с рынком и погиб в этой неравной борьбе. Государство также говорит, что создание электронного списка пациентов и врачей — это реформа, и что когда пациент прикрепляется к врачу — это рыночное преобразование. Государство говорит всем, что оно борется за повышение качества работы врачей первичного уровня.

А теперь о том, что государство делает. Во-первых, любое прикрепление клиента к производителю услуги — это антирыночная мера. Рынок — это сообщество свободных потребителей и свободных производителей товаров и услуг. Представьте себе свой местный супермаркет, который вдруг начал требовать письменные декларации от жителей окрестных домов о том, что они будут покупать продукты только у него, а не у конкурентов. Скажете, бред? Но именно этим занимается сейчас Минздрав! Никакого отношения к рынку и конкуренции за клиента это не имеет, но это имеет значение, только если государство имеет целью УМЕНЬШИТЬ свои расходы на медуслуги. Оно это делает для себя, а не для пациента или врача. Конкуренция после заключения деклараций действительно возникает, но порочная! Это — конкуренция администраций поликлиник за бюджетные деньги, а вовсе не за медицинский результат для пациента! Но у этих деклараций есть и второй смысл — морально обязать этого врача в будущем принять именно этого пациента, даже если по каким-то причинам врач не хочет или не может. Также государство уже пытается приучить пациентов к тому, что врач — круглосуточный и что ему можно (и нужно!) звонить по любому поводу по телефону/скайпу в любое время, т. е. государство пытается сделать вид, что КЗОТа не существует и что степень эксплуатации медиков можно увеличивать бесконечно. Государство уже переложило на медиков (причем бесплатно!) свои канцелярские обязанности по составлению списка (реестра) пациентов, причем в ущерб основным обязанностям врачей и сестер, уменьшив тем самым рабочее время, которые медики могут отдать своим пациентам. Все врачи-семейники и их сестры в поликлиниках уже целый месяц треть своего рабочего дня набивают данные в таблицы пациентов, причем эти данные принадлежат не им и даже не поликлинике, данные принадлежат Минздраву! И это на фоне ГОСУДАРСТВЕННОЙ борьбы за качество лечения на первичном уровне.

И вот тут вопрос: к чему же готовится наше государство в области здравоохранения на самом деле? Судя по симптоматике и действиям нашего государства, оно готовится:

1. К резкому уменьшению количества поликлинических врачей и сестер ниже того уровня, который в принципе позволяет организовать прием имеющегося количества пациентов, не нарушая трудовое законодательство.

2. К упразднению законов о труде в здравоохранении и медицине. Парадигма меняется на “Пациент со своим врачом об условиях обслуживания должен договариваться сам”. О трудовых правах медработников в условиях отсутствия настоящих профсоюзов можно будет забыть.

3. К резкому и неконтролируемому усилению эксплуатации медработников. Процесс бегства медиков из профессии начинает подгонять сам себя, последние остающиеся врачи-семейники будут принимать бесплатно ВСЕХ пациентов, которых не будет интересовать, сколько времени это займет и сколько часов врачу остается на отдых.

4. К принципиальному самоустранению государства от управления первичным звеном в медицине. Парадигма меняется на: “Мы вам подушевое финансирование в соответствии с поданными декларациями перечислили — дальше разбирайтесь как хотите”.

5. К сокращению количества самих поликлинических учреждений. “Отказ от финансирования стен автоматически ведет к уменьшению количества стен”. Мы вполне сможем увидеть врачей-семейников, постоянно принимающих пациентов у себя дома из-за отсутствия своего кабинета.

Экономика первичного звена здравоохранения при такой реформе окажется “на шпагате”: либо медработники (а вместе с ними — и весь вспомогательный персонал поликлиник) позволят в разы усилить степень своей эксплуатации, работая еще больше за еще меньшие деньги, увеличивая продолжительность его рабочего дня, либо будет потеряна основная фишка советской системы первичного звена — “амбулаторный прием без записи с сегодня на сегодня”. Это именно то, что постсоветские люди считают “доступностью медицинской помощи”. Система приблизилась к той границе, когда многодневная очередь на прием к врачу в поликлинике станет реальностью. Но Минздрав об этом рассказать пациентам почему-то забывает… Также оно забывает рассказать, что новое состояние системы будет незаконным, а значит — продлится недолго.