В ОКОНЧАНИЕ НОМЕРА

ПСИХИАТРИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ НИКОЛАЯ ГОГОЛЯ Патографический портрет

Witztum E., Lerner V., Kalian M.
J Med Biogr. 2000 May; 8(2):110-116

Николай Гоголь (рис. 1) считается основоположником классического реализма в восточнославянской литературе. Многие аспекты его творчества имеют четкую клиническую подоплеку, анализу которой и посвящена данная статья.

img 1

Рис. 1. Николай Гоголь в молодости

Наследственность

По воспоминаниям современников, отец корифея литературы не относился к глубоким натурам, несмотря на то что все-таки имел определенные задатки таланта, — был хорошим рассказчиком, писал комедии и стихотворения. Его здоровье не было слишком хорошим, поскольку он страдал сифилисом и умер молодым. С психологической точки зрения Василию Афанасьевичу Гоголю была присуща подозрительность в целом, а особенно относительно болезней. В его биографии имеются примеры колебаний настроения — резкие переходы от депрессии к веселью; приступы “странного возбуждения и гневного отчаяния” сменялись веселыми шутками. Отец писателя часто впадал в состояние меланхолии и умер в возрасте 45 лет. Впоследствии Гоголь писал, что тот умер не от какого-либо конкретного заболевания, а просто от “страха смерти”, передавшегося потомкам по наследству.

Мать писателя вышла замуж в возрасте 14 лет, она отличалась психопатическим темпераментом. Близкие друзья семьи Гоголей открыто считали ее ненормальной. Она давала основания для подобных выводов своей странной подозрительностью, иногда приобретавшей характер бредовых, навязчивых идей, удивительной легкомысленностью в практических делах и “патологической мечтательностью”. Мария Ивановна была до комизма большой фантазеркой и считала своего сына непревзойденным гением, приписывая ему все научные изобретения и открытия: паровой машины, железной дороги и т. д.

Общая характеристика личности

Новорожденный Гоголь был очень слаб и худ, однако за годы учебы в лицее он поправился, став сильным и веселым юношей. Во время студий у него наблюдались проблемы с поведением и успеваемостью; так, в учебной ведомости за февраль 1824 года написано: “Оценку за поведение получили по единице: Гоголь за неряшливость, упрямство и непослушание...” При выпуске из гимназии будущий писатель не умел даже спрягать глаголы, очень тяжело давались ему иностранные языки. “Он считался самой обычной посредственностью, и никто даже не мог подумать, что в скором времени этот человек прославится на поприще русской литературы” (В. В. Вересаев).

Уже тогда Гоголь отличался рядом странностей, даже в словах. Он был очень скрытным, стыдливым и молчаливым, терпел множество обид от других учеников и выслушивал выговоры начальства гимназии, касающиеся его неряшливости. Растрепанные волосы будущего мастера пера были предметом общих насмешек.

Вот что писал Мережковский о данном периоде жизни литератора: “При первом взгляде его внешность удивляет: есть в ней что-то причудливое, не похожее на других людей напряжение, очень острое и в то же время надломленное и болезненное. У Гоголя даже в неумении одеваться проявляется основная черта его личности — дисгармония, противоречивость, франтование дурного вкуса и какая-то странная бесчувственность в сочетании с почти безумной впечатлительностью”.

Данный образ, по-видимому, соответствовал душевной организации писателя с массой несоответствий, слабостей, чудачеств и парадоксов, составляющих целую половину воспоминаний о нем. Он и сам предполагал, что даже в физическом смысле устроен иначе, чем другие люди. Даже при поправке на “гениальность” и “творческую натуру” следует признать, что Гоголь своими чудачествами намного превосходил других известных литературных гениев.

Идеи величия, неотъемлемый элемент параноидального характера, появились у литератора слишком рано. В 1828 году уверенность в своих преимуществах и высоком призвании укрепились в нем настолько сильно, что он твердо решил покинуть свою малую родину и уехать в Санкт-Петербург, а то и за границу. “Бедный, некрасивый, неуклюжий, болезненный, плохо образованный, без знания иностранных языков и каких-либо талантов мелкий дворянин не имел права на успех в жизни” (В. Ф. Чиж).

Не имея призвания к работе чиновника, Гоголь скучал на работе, часто не выходил на службу, вместо этого сидя дома и занимаясь литературой. Общества незнакомых людей он избегал. Обычно веселый и остроумный с близкими друзьями, писатель сразу же забивался в угол, когда в поле зрения появлялся кто-то посторонний.

В 1836 году Гоголь покинул Россию, чувствуя себя непризнанным пророком; у него развилась мания преследования, ему казалось, что враги хотят его уничтожить, назвав бунтарем, подрывающим государственную машину. Последнее обвинение крайне возмущало мастера, поскольку на свою литературную деятельность он смотрел, как на государственную службу. Однако как только писатель ступил на немецкую землю, его душевное состояние резко поменялось — все стало ясно и “душа наполнилась светом”. Недавние болезни трансформировались в “силу льва”, и в свете подобного откровения открылся смысл жизни. В Гоголе рождается новая личность, меняется метафизическое ядро его “я”, таинственные основы души. Он утверждал, что это было божественное вмешательство, и этим ограничился его мистический опыт. Правильность вышесказанного подтверждается тем, что после 1840 года литератор стал действительно другим человеком — в его психике парадоксально уживались два сознания. Вересаев писал: “Талант Гоголя потрясающий, но его пренебрежительность, самонадеянность и самопоклонение бросали неприятную тень на характер писателя”.

К вопросу о психическом заболевании

Заболевание несомненно психической природы поразило писателя в возрасте 21 года. У него начали возникать навязчивые идеи, только патологическим состоянием можно объяснить печальный эпизод в его жизни — профессуру. Болезненная уверенность в собственном универсальном преимуществе сочеталась с эпизодами экзальтации. В декабре 1833 года состояние меланхолии трансформируется в возбуждение и вот у Гоголя появляется идея о кафедре Киевского университета. Вместе с тем, он не являлся обычным карьеристом, в результате атипичной организации нервной системы и параноидного характера писатель не мог готовиться к лекциям или даже просто учиться дидактическому мастерству. Студентам очень скоро стало понятно, что “Гоголь ничего не смыслит в истории”, — писал Тургенев. — Его лекции были очень слабыми, и студенты относились к нему не лучшим образом. Несмотря на протекцию высоких покровителей, в результате полной недееспособности он был уволен из Петербургского университета”.

Находясь в Париже в 1836 году, литератор нередко подавлял знакомых своей подозрительностью; вдруг ему покажется, что у него какая-то тяжелая болезнь (чаще всего желудочная), и он носится со своим горем постоянно, в результате на него становилось тяжело смотреть, а убедить Гоголя в противоположном никакой возможности не было. Кроме того, в тот же период времени (1837–1838 гг.) у больного начали появляться именно те признаки, которые стали доминирующими в последний период жизни. Во-первых, он стал очень религиозным, часто посещал церковь и любил видеть проявления религиозности в других. Во-вторых, он иногда впадал в своего рода ступор — среди бойкого разговора писатель внезапно замолкал, и от него нельзя было добиться ни слова.

Уже в 1839 году Гоголь считал себя наделенным даром пророчества, о чем, в частности, писал Плетневу в письме от 27.09.1839 года. По воспоминаниям Вересаева, он утверждал: “Мое лечение достаточно опасное: то, что могло бы помочь желудку, вредно действовало на нервы, и наоборот. К этому присоединилась смертельная тоска, которую невозможно описать. Я был в таком напряжении, что совершенно не знал, что делать. Даже две минуты я не мог находиться в спокойном состоянии. Я понимал тяжесть собственного состояния, и поэтому мне удалось наскрести свое духовное завещание”. Симптоматика описана настолько четко, что легко поставить диагноз “тревожная меланхолия”.

Тот же Вересаев в 1841 году замечает: “Гоголь рассказывал мне о странностях собственной “болезни” — в нем, вероятно, находятся источники всех расстройств. В Париже его якобы смотрели несколько известных медиков и нашли, что желудок перевернут вверх ногами. В целом, он очень странный и чудной, до невозможности”.

Вот как описывал писатель собственное состояние:

[1842 г.] “Я был болен, очень болен внутренне и таким до сих пор остаюсь. Мое заболевание проявляется настолько страшными приступами, которых раньше не было, однако самым страшным было то состояние, когда, находясь в Вене, я почувствовал волнение, подступившее к сердцу, которое любой образ, возникавший в воображении, превращало в великана, незначительное приятное ощущение трансформировало в настолько большую радость, что ее не могла бы вынести человеческая природа, после чего шел обморок, иногда при этом выявлялось сомнамбулическое состояние.

[1845 г.] Течение моей болезни — вполне естественное. Она — это полное истощение сил. Люди такого типа долго не живут. Мой отец тоже был достаточно слаб и рано умер, угаснув в результате нехватки воли к жизни, а не от какого-то заболевания. Я худею не по дням, а по часам; руки остыли и находятся в водянисто-опухшем состоянии”.

Распад психики гениального автора “Мертвых душ” начался уже в 1847 году. Российский психиатр Н. Н. Баженов в 1903 году пишет: “В своем самом цветущем возрасте данный пациент — типичный неврастеник с ипохондрическими идеями. Вероятно, подобное началось еще в детстве, о чем дают основания думать ранние письма к родителям от 1821 года. На столь неустойчивой нервной почве развилось настоящее психиатрическое заболевание. Гоголь всю вторую половину своей жизни страдал от расстройства, именуемого периодическим психозом в форме так называемой периодической меланхолии. Интересно отметить, что циклическое течение заболевания совсем не зависело от его физических болезней и соматического состояния. Нет здесь и бреда в классическом понимании данного термина. Писатель являлся личностью с врожденной невропатологической конституцией. Его жалобы на здоровье в первой половине жизни — это жалобы неврастеника. На протяжении последних 15–20 лет жизни он страдал вышеуказанным психозом. Вероятно, жизненные силы Гоголя были подорваны перенесенной в Италии малярией. Он умер во время приступа периодической меланхолии от истощения и острого малокровия мозга с сопутствующим голоданием. Смерти способствовало и неверное лечение, в частности кровопускание”.

Другой российский психиатр (Г. В. Сегалин) констатирует: “С точки зрения физического телосложения Гоголь был астеником. Он не любил и не мог учиться, всю жизнь оставался недоучкой, поскольку его расщепленная, дисгармоничная психика не позволяла сосредоточиться на конкретных предметах. По мере развития шизоидной психики ассоциативный материал истощался, наплыв собственно ассоциаций снизился настолько, что даже сам пациент стал это замечать. У творца отмечались аутистические переживания и даже псевдогаллюцинации. Наблюдался очень характерный синдром — параноический характер, вследствие которого развиваются параноидальные бредовые идеи величия и преследования. Как у многих больных шизофренией, у Гоголя было много ипохондрических бредовых идей самого разнообразного характера. Пациент локализовал свои проблемы в желудке, что является достаточно типичным. Несомненно, что описанный в воспоминаниях “столбняк” является легким приступом кататонического ступора, когда от больного невозможно добиться ни слова (мутизм кататоников). Все вышеописанное привело нас к выводу, что писатель страдал шизофренией, причем следует заметить, что такая болезнь у гениальных лиц протекает довольно нетипично”.

Существовали и другие мнения. И. Б. Галант (1927 г.) писал: “В период шизофренического заболевания (dementia praecox) Гоголь страдал полиорганной недостаточностью эндокринной системы”; А. Браун (1940 г.) утверждает, что “склонность к бродяжничеству, вероятно, связана с маниакально-депрессивным психозом”, а И. А. Кассирский (1970 г.) считает, что “писатель имел циклотимию с перемежающимися периодами маниакального подъема и длительных депрессий”.

Сохранившаяся переписка литератора позволяет думать, что ему были свойственны не только депрессивный бред и бредовая переоценка собственной личности, но и другие формы бредовых идей, которые невозможно связать ни с приступами тоски, ни с состояниями болезненного экстаза. У Гоголя появилась склонность к символической трактовке случайных событий, поступков, слов и действий окружающих. С годами пароксизмы тоски исчезли, а вместе с ними — и светлые периоды относительного психического здоровья. Болезнь прогрессировала медленно, но неуклонно, больше всего нанося вред эмоциональной сфере. Год за годом она делала писателя все более холодным, безразличным, нечувственным, индифферентным относительно человеческих несчастий и печалей, лишив живого интереса к событиям.

Вот что писал о больном Тургенев: “Какое ты умное, и странное, и больное существо!” — временами думалось, глядя на него. Иногда мы приезжали к Гоголю, как к необычной и гениальной личности, у которой что-то сломалось в голове”.

За период всего лишь 12 лет литератор перенес 9 аффективных экзацербаций заболевания, осложнявшихся от приступа к приступу, приобретавших атипичную форму вследствие присоединения бредовых и кататонических (ступорозных) симптомов. Сожжение 2-го тома “Мертвых душ” также произошло во время эпизода депрессии с болезненным осознанием своей вины и греховности собственного творчества. По мнению Д. Е. Мелехова, писатель страдал аффективно-бредовым психозом с приступоподобным циркулярным течением. Описание данного заболевания в психиатрической литературе появилось только через 2 года после смерти пациента. В пользу циркулярной шизофрении свидетельствуют отсутствие истинных светлых промежутков после частых (практически ежегодных) приступов, изменения личности и творчества, потеря творческой свободы и того легкого жизнерадостного юмора, который был у Гоголя до начала заболевания. Все вышесказанное позволяет утверждать, что у больного в процессе эволюции его патологии нарастали изменения личности, выходившие за пределы истощения, наблюдающегося при старческом циркулярном психозе. Если из 12 лет творчества вычеркнуть эти ежегодные многомесячные депрессии с потерей трудоспособности, то чисто арифметически понятно, что в периоды подъема гений должен был работать с гипоманиакальной интенсивностью.

Согласно критериям DSM-IV, болезнь литератора можно диагностировать как:

ось I: 296.94 — неуточненное аффективное расстройство;

ось II: 301.81 — нарциссическое расстройство личности;

ось III: колит; геморрой; хронический запор; отит;

ось IV: психосоциальный стресс — отсутствует;

ось V: функциональная способность 41–50.

Согласно МКБ-10, болезнь Гоголя представляет собой биполярное аффективное расстройство, неуточненное — F 31.9, возникшее на фоне нарциссического расстройства личности — F 60.8.

Половая сфера

Вероятно, половое влечение писателя удовлетворялось мастурбацией, хотя это и не принципиально. Важен момент снижения или отсутствия полового влечения, заменявшегося если не определенными эквивалентами, то по крайней мере циничными переживаниями. Известно, что литератор любил рассказывать циничные анекдоты, делая это так мастерски и с удовольствием, что, несомненно, в этом было что-то ненормальное. Снижение полового влечения бросается в глаза как несомненный факт, связанный с шизофренической натурой нашего героя.

Возможно, загадка личности Гоголя объясняется гипогонадизмом. За всю жизнь он не вступал в какие-либо контакты с женщинами, не знал, что такое любовь, и поэтому данное чувство играет минимальную роль в его произведениях. По рассказам врача А. Т. Тарасенкова, ухаживавшего за писателем перед смертью, “контактов с женщинами он не имел, сам признавая отсутствие потребности в этом”.

Особенности творчества

Склонность к писательству обнаружилась у Гоголя еще с первых дней поступления в гимназию. Вот что он сам неоднократно писал об этом: “Причина той веселости, которую вы видите в некоторых моих произведениях, объясняется специфической душевной потребностью. На меня иногда находили приступы дикой и непонятной тоски, и, чтобы развлечь себя, я выдумывал все самое смешное, что может быть. Во мне существует сборище самой невероятной гадости, которой в определенный момент я стал наделять собственных персонажей. Уже и теперь мой слабый ум видит большую потребность в болезнях, поскольку они ускоряют творческое дело. Я точу перо”. Вересаев замечает: “Когда Гоголь начинал писать, он становился очень задумчивым и молчаливым. Подолгу он ходил по комнате, потом влезал в свою берлогу, где проводил в работе по нескольку дней”.

Анализируя самого себя, писатель открыто заявляет, что болезнь сыграла основополагающую роль в создании его опусов. Нельзя сказать, что только меланхолия сделала Гоголя Гоголем, но, без сомнения, она наложила свой отпечаток на его литературную деятельность, отразившись в первую очередь в тех многочисленных сценах ненормальности, описания которых так часто встречаются в рассказах и повестях (“Страшная месть”, “Портрет”, “Невский проспект”, “Нос”, “Записки сумасшедшего”, “Вий”, “Шинель” и др.), — психические болезни, опьянение, бред, стертая граница между сном и реальностью.

Литератор не хотел быть тем, кем он был, страдая от своего таланта. Он хотел изменить направление и характер собственного творчества, создать что-то положительное и поучительное, вдохнуть жизнь в человечество и нарисовать последнюю ярко и объемно, вместо этого у него получались достаточно отвратительные вещи. Как писал известный русский психиатр В. Ф. Чиж, “поневоле гениальность Гоголя приходится объяснять болезнью, поскольку только патология может объяснить нам подобные отклонения”.

Интересной является феномен полового поведения мастера. Он, без сомнения, не знал женщин, поскольку не чувствовал к ним физиологического влечения. Вместе с тем, в его произведениях наблюдается поражающая яркость красок там, где говорится о покойниках, в то же время мужчин среди последних практически нет, как будто они не умирают. И даже если это не так, то Гоголь этим не интересовался. Он вывел целый сонм умерших персонажей женского пола, причем среди них нет старух.

Вывод

Можно сказать, что наш пациент открывает длинный список российских писателей, страдавших тяжелыми психическими расстройствами. Можно спорить о конкретном диагнозе, но наиболее вероятной все-таки является шизофрения, поскольку до конца жизни Гоголь распался и как личность, и как талант. Настолько ли важна в данном случае диагностическая точность? Более важным остается факт влияния психической патологии на творчество и креативный процесс. В. Ф. Чиж писал: “Если бы психическое заболевание Гоголя не влияло на его творчество и не отражалось на его литературной деятельности, психиатрическое изучение его биографии было бы малозначимым”. Вышеприведенный патографический материал позволяет утверждать, что именно болезнь сделала писателя таким, каким его сейчас знает весь мир.

Подготовил Юрий Матвиенко